(Русский) — На фестивале 10 виолончелей вашей работы давали «Бразильскую бахиану» Вила-Лобоса и несколько других произведений. Расскажите, каково было вам как мастеру и исполнителю участвовать в этом?

— В итоге, на самом деле, было задействовано 11 моих виолончелей, плюс еще четыре инструмента были представлены на выставке, так что я имел счастье наблюдать 15 своих произведений одновременно.

Я давний друг Бориса Андрианова и благодаря ему познакомился с Иветой и Тамазом  Манашеровыми, так что можно сказать, что за судьбой фестиваля Vivacello я наблюдаю дольше, чем он существует. Сейчас я живу в Германии, часто по работе разъезжаю между странами и, как только появляется возможность, приезжаю в Россию ради Vivarte и Vivacello. У меня есть и собственный опыт организации фестивалей:  в Италии, в Штатах, в Германии, – поэтому я очень хорошо представляю, насколько трудно устроить мероприятие такого формата и масштаба и восхищаюсь работой Бориса.

Концерт “Мастер и музы” в рамках фестиваля Vivacello. Виолончелисты Анна Кошкина, Михаил Дегтярев, Никита Зубарев, Андрей Яцыныч (фото: Евгений Евтюхов)

Конечно, Vivacello со дня основания занял уникальное место в музыкальном мире, поскольку второго такого фестиваля просто нет в мире. Даже когда я не выступал, старался присутствовать как друг и коллега. Публика ведь — тоже полноценный участник концерта. А как-то раз я сказал Боре: «Смотри, у тебя на фестивале выступает столько наших общих друзей, которые играют на моих инструментах! Почему бы их не собрать вместе?» Дело в том, что еще в 12 лет, играя «Бахиану», я фантазировал, как она могла бы звучать на инструментах, сделанных моими руками. И вот почти тридцать лет спустя выпала возможность реализовать эту мечту. Я считаю, что это был идеальный момент. В Петербурге оказались четыре моих ведущих инструмента. На них играют Алексей Васильев, которого я очень хотел познакомить с Борей Андриановым. Дмитрий Хрычев и его коллега Никита Зубарев. И Михаил Дегтярев.

— И голос — сопрано Ирины Поливановой.

— Да. Идея пригласить певицу родилась на третий год существования Vivacello, и в последующие годы у нас было несколько кандидатур, а потом на фестивале Crescendo я познакомился с Ириной, которая очень ответственно подошла к проекту и пообещала выучить «Бахиану» специально для нашего выступления. Обычно в «Бахиане» все знают первую часть, а в этот раз всем нам нужно было разучить ее целиком, еще и собрав не игравших раньше в таком составе музыкантов.

Сопрано Ирина Поливанова и дирижер Алексей Васильев на концерте “Мастер и Музы” в рамках фестиваля Vivacello-2019 (фото: Евгений Евтюхов)

— Но результатом вы довольны?

— Скажу честно — меня поразило, как все участники концерта были заинтересованы в этом проекте. Ученик Алексея Васильева, талантливый молодой музыкант Илья Измайлов, вообще приехал из Петербурга за свой счет, когда узнал о возможности выступить на фестивале. Это было очень удачно, поскольку сам Васильев у нас был в роли дирижера, а его место как раз занял Измайлов, мы его даже в программу не успели вписать. Программа была захватывающая. Анна Кошкина и Александр Рамм играли «Vibrez» Джованни Соллима. Это потрясающий виолончелист и композитор, которому очень классно удалось раскрыть разные тембры виолончели, вплоть до того, что в произведении в один момент слышится звучание органа. Все получилось настолько здорово, что даже если бы мы играли без аудитории, сами для себя, для нас это уже было бы большое счастье.

Андрей Яцыныч (фото: Евгений Евтюхов)

— Расскажите про идею объединения разных школ.

— Мой дебют на Vivacello состоялся в прошлом году, и это была почти случайность. Я ни на что не рассчитывал, но когда готовился концерт в парке «Зарядье», Давид Герингас меня спросил: «А ты почему не играешь? Присоединяйся!» Я ответил, что у меня даже виолончели нет. Он мне отдал свою, и так я примкнул к концерту ста виолончелистов. Потом оказалось, что четыре инструмента из этой сотни были сделаны в моей мастерской. И после этого родилась идея собрать мои инструменты на одной сцене отдельно.

Одна из основных тем концерта — дружба. Европа в этом году празднует 30-летие падения Берлинской стены, а у нас на концерте было положено начало новому вектору общения московской виолончельной школы и петербургской. Дело в том, что до сих пор они существовали как-то порознь, практически не пересекаясь. Главные мастера этой школы: Наталья Гутман и Наталья Шаховская с московской стороны и Анатолий Никитин с петербургской. В концерте как раз принимали участие их ученики. Я сначала осторожно акцентировал на этом внимание, а потом понял, что все ребята активно поддерживают идею наладить контакт, потому что перед музыкой все равны, музыка объединяет. А мои инструменты послужили поводом для всех собраться вместе.

На репетиции перед концертом в рамках фестиваля Vivacello (фото: Евгений Евтюхов)

— Все задействованные в концерте инструменты сделаны по образцу виолончели Страдивари Gore-Booth. Почему вы выбрали именно эту модель?

— Мне посчастливилось полностью пройти профессиональный путь виолончелиста — от обучения до выступления с хорошими профессиональными оркестрами. Сейчас, к сожалению, практикуюсь значительно меньше, но стараюсь поддерживать тонус: собрал, например, в Мариинском театре трио из своих инструментов, в прошлом году мы дали пять концертов (два в том же театре и три на других площадках). Считаю, что мне очень повезло узнать жизнь профессионального исполнителя изнутри. Когда я жил в Кремоне, перепробовал множество инструментов, общался с коллегами-мастерами, сравнивал впечатления и учился на чужих ошибках. В итоге я понял, что моя душа лежит к этой модели больше всего. У итальянцев есть такое поверье, что виолончели и скрипки — это Кремона, альты — Брешия, а виолончели — Венеция. Как известно, Страдивари нашел себя в скрипичном деле. Альт в то время еще не так высоко ценился как самостоятельный инструмент, а виолончели для Страдивари стали такой экспериментальной областью. Он много искал, пробовал разные формы, и вот у него в 1710 году получилась эта виолончель Gore-Booth, которая впоследствии принадлежала Ротшильдам –  одна из самых удачных с эстетической и технической точек зрения. Мне посчастливилось на ней поиграть, и я понял, что именно таким и должен быть инструмент. Я услышал в ней огромный потенциал, попросил у Кремонского музея доступ к этой виолончели, изучил ее со всех сторон и потом немного модифицировал, взяв произведение Страдивари за основу.

Анна Кошкина (фото: Евгений Евтюхов)

Эта форма стала для меня оптимальной и я стал ею пользоваться в своей работе. Сама по себе она довольно нейтральна и позволяет каждый раз свободно лавировать, меняя какие-то детали. С 2000 года я сделал более 40 таких инструментов. Моя виолончель универсальна, на ней почти всем удобно играть, она не широкая, не капризная и ее все любят. Но выглядит она каждый раз по-разному, потому что меняется цвет, лак, я добавляю гербы и другие декоративные элементы. А еще, поскольку я учился в Петербурге у ювелиров советской школы, я «отрываюсь» на колках. Колки у меня всегда разные и часто с ювелирной обработкой. Последняя разработка — абсолютно прозрачные, из искусственного хрусталя. К ним я шел четыре года.

фото: Евгений Евтюхов

— Гербы вы рисуете по своему вдохновению или копируете?

— Что-то среднее. Мне нравится, когда помимо чистого звучания у инструмента есть уникальная история. Например, виолончель Михаила Дегтярева называется «Arcangelo» в честь архангела Михаила, а в герб на обратной стороне я вписал икону из Михайловского замка в Петербурге. Копировать ее было сложной и кропотливой работой.

Виолончель «Arcangelo»

— Над чем работаете сейчас?

— Последняя виолончель, которую я сдал, служит теперь Никите Зубареву, одному из участников Vivacello. Это та, что с хрустальными колками. Следующий заказ я буду выполнять для Германии. Вот прямо сейчас я нахожусь в родном Петербурге и работаю над головой для новой виолончели, а потом повезу ее в Берлин и завершать работу буду там.

— Случалось ли вам отказываться от заказов?

— Бывало, что мы не могли прийти к договоренности с заказчиком, и инструмент просто уходил в другие руки. Бывало, что я не брался за проект, потому что у меня всегда есть очень конкретное видение того, каков должен быть результат. У меня есть коллеги, которые экспериментируют и на деле проверяют, сработает ли тот или иной прием. Я действую наоборот, потому что всегда заранее очень четко представляю себе все параметры инструмента. Еще я отказываюсь делать абсолютные копии каких-либо инструментов.

Лет 12 назад для Юлиана Рахлина купили альт Сториони 1785 года, а спустя несколько лет меня попросили сделать точную копию этого инструмента, потому что хотел преподнести ее своей невесте в качестве свадебного подарка. Я очень долго сомневался, но поскольку это мой давний друг и это была его свадьба, сделал исключение.

— Почему?

— Передо мной стояла задача полностью воспроизвести инструмент, вплоть до малейших трещин и дефектов, с использованием крайне сложного материала. Как я и ожидал, инструмент получился слегка капризный, отличающийся по звучанию от тех альтов, которые я делаю обычно, и требующий особого подхода. Но плюсом я считаю то, что мне удалось сделать визуально идеально точную копию, это была интересная работа. Хотя и тяжелая. Например, нижняя дека альта Стариони была сделана из каповой части клена, это корневая часть с очень жесткими волокнами. Подходящий кусок дерева я искал почти полтора года. А когда нашел, обнаружил, что материал слишком жесткий и его резонансные характеристики очень плохие. Это иллюстрация к тому, почему я не берусь делать копии.

Джебран Якуб и скрипачка Сара Макэлрави

— Где вы обычно ищете материал для своих работ?

— Как правило, заказываю у знакомых егерей в Хорватии и на севере Италии. Материал очень важен. Помню мое первое дерево: мне было 19 лет и я фактически украл часть поваленного клена из сквера неподалеку от «Медного всадника» в Петербурге. Позже оказалось, что городу я только помог, бревна все равно собирались убирать. Вот другая история. Мой петербургский дом стоит на Мойке, надо мной целый этаж принадлежит Ростроповичам, и когда они делали ремонт, снимали старые деревянные балки перекрытий. Все эти балки я утащил к себе. Еще, когда реставрировали здание Сената и Синода, главный архитектор и инженер, мой близкий друг, позвонил и спросил: «Дрова нужны?» Конечно, говорю, нужны. Приехал и отобрал там себе кусочки.

Violoncello “Δεσποινα-Despina” 2015

— Что чувствуете, когда журналисты вас называют «Страдивари наших дней»?

— Честно скажу, я на это реагирую не очень хорошо, но эту фразу все равно откуда-то выкапывают. Я никогда в жизни не стремился стать Страдивари или найти секрет его лака. У меня совершенно другой подход к изготовлению инструментов, так что громкие сравнения мне кажутся излишними.

— Вы очень тепло всегда отзываетесь о своих наставниках. А вы готовы свое мастерство кому-то передать, готовите преемников?

— Понимаете, я веду очень замкнутую мастеровую жизнь. Стараюсь к этому делу относиться не как к источнику заработка, а скорее как к службе в неком храме, где тишина и сосредоточенность очень важны. Из-за этого я работаю в одиночестве и не беру ассистентов. На самом деле, научиться делать инструменты сейчас не такая большая проблема, и те, кто хочет постичь это мастерство, имеют множество возможностей добиться желаемого и без моего участия.

— У вас с Борисом Андриановым уже есть идеи для сотрудничества на следующем фестивале Vivacello?

— Все наши проекты рождаются как-то спонтанно, как результат нашей долгой дружбы и постоянного общения. Мы, кстати, родились с разницей в один день, поэтому он мне звонит с поздравлениями за пять минут до полуночи, а через пять минут уже я начинаю поздравлять его. Может, поэтому нам так легко находить общий язык. А может, потому, что Боря — самый дипломатичный из моих знакомых, с ним просто невозможно поссориться. Плюс он невероятный эрудит и генератор идей, неугомонный исследователь России и отличный организатор. Уверен, мое сотрудничество с Vivacello продолжится, а как — мне и самому интересно.

Все участники концерта “Мастер и музы” в рамках фестиваля Vivacello-2019. Московский музей архитектуры, флигель “Руина” (фото: Евгений Евтюхов)