Есть такой парадокс: несмотря на то, что в России вас хорошо знают, в русскоязычном интернете можно найти только вашу официальную биографию. Поэтому мы хотим начать разговор с самого сначала: то есть, с вашей личной истории.
Мой отец любил музыку всю жизнь, и мы, дети, а нас было трое, постоянно слушали музыку и ездили на концерты в Вену. Я помню, когда мне было три года, меня брали на концерты очень известных музыкантов, и, конечно, в детстве моим героем был Фридрих Гульда. Мы часто бывали в концертном зале Музикферайн и на концертах Венского филармонического оркестра. Отец не был музыкантом, он просто любил музыку, поэто-му удивительно, что все три брата стали профессиональными музыкантами. Все произошло на фоне постоянного присутствия музыки в нашей жизни. Даже по вечерам, когда отец возвращался домой с работы, он приносил магнитофон в нашу комнату, садился на пол, и мы слушали вместе.

Музыка сопровождала нас все время, особенно фортепиано и симфоническая музыка. Это одна из причин, по которой я занялся дирижированием: с самого раннего детства я слушал симфоническую музыку.

Вена – столица классической музыки, кажется, что так должно быть принято во всех семьях. Нет?
Это иллюзия. Конечно, можно сказать, что Вена — столица музыки из-за ее известных залов и знаменитого оркестра. Но интересующихся музыкой людей в ней не больше, чем в любом другом городе. Если вы посмотрите на музыкальную жизнь в Москве, в Лондоне, может быть, не в Париже, но в Берлине или Мюнхене, там — то же самое. Я думаю, так называемой «высокой культурой» интересуются в среднем два или два с половиной процента населения. Это не очень много, но в таком городе, как Вена, с населением менее 2 миллионов, пять процентов – это несколько сотен тысяч человек, а в Москве с ее 12 миллионами должно быть больше.

Да, в Москве ходят на классические концерты, но в основном люди пожилого или среднего возраста. Есть какой-нибудь путь, способ привлекать более молодую аудиторию?
Если бы я знал, как изменить ситуацию, мне бы дали Нобелевскую премию, потому что эта проблема актуальна во всем мире. Но, скажу вам, она весьма закономерна. Прежде всего, нужно что-то менять в образовании, но в этом случае результаты появятся только через 20 лет. То, что мы сейчас переживаем, является результатом плохого музыкального образования 20 лет назад. Это, во-первых. Во-вторых, возраст аудитории всегда остается на одном уровне: где-то от 40 лет. Почему? Люди молодые заводят семьи, начинают работать, у них много дел и не так много денег, поэтому им сначала нужно устроиться — я говорю о так называемом среднем классе и выше среднего. Это обычная ситуация. Классическая музыка просто не так увлекательна для большинства молодых людей. Вам нужно просидеть 2 часа, нельзя двинуться, куда веселее сходить в бар или на дискотеку. Даже я, будучи музыкантом, когда мне было 20, ходил на концерты без особого восторга. Хотя, музыканты не ходят на концерты, зачем нам?

То есть, менять ничего не нужно. Определенный процент людей сам придет к музыке годам к сорока. Проблемы как таковой нет.
На мой взгляд, это не такая большая проблема, особенно сегодня, учитывая демографическую ситуацию. Население становится все старше, люди живут дольше, а значит, наша аудитория фактически увеличивается. Звучит не очень умно, но это так. Я устраиваю фестивали 25 лет, и как только мы не пробовали привлечь молодежь. Создавали специальные программы, продавали билеты дешевле. Сейчас мой друг в рамках фестиваля задумал одну вещь. Обычно фестиваль включает от 16 до 20 концертов, и он собирается распространять среди молодежи абонементы на 20 концертов по 20 евро и на 16 концертов по 16 евро, то есть посещение одного концерта будет стоить 1 евро. Конечно, я желаю ему удачи, но не думаю, что он продаст больше трех абонементов на всю серию. Потому что, как я уже говорил, нельзя изменить то, что было заложено 20 лет назад через образование.

Что изменилось в образовании?
Когда я ходил в школу 40 лет назад, не 20, много усилий прикладывалось к тому, чтобы привить музыкальное воспитание. А теперь молодежь не обязана учиться музыке. Даже мои студенты в университете, когда я спрашиваю их о композиторе Максе Регере, переспрашивают: кто-кто? Или спрашиваю, кто жил раньше, Шуберт или Шопен? Они говорят: хмм… подождите…хмм… Они не знают. А я думаю, что знание – это первое, что нужно вложить, и уже на основе знания воспитывать интерес. А не наоборот. Никто не заставляет учеников школ становиться математиками, но научиться ей должен каждый. Прежде чем вы поймете, что вам что-то интересно, вы должны как-то узнать, о том, что это вообще существует.

А со взрослой аудиторией как быть?
Как-то мы включили радио в машине и попробовали найти классическую музыку. Из 25 станций классика была только на одной. Все это очень ограничивает круг людей, которые могли бы заинтересоваться музыкой. Или как-то мне сказал водитель такси: как только я слышу по радио слово «опус», я сразу же его выключаю. Вопрос в том, как сегодня преподносить слушателю классическую музыку. Когда объявляют: дамы и господа, сейчас вы услышите сонату Сергея Рахманинова… в четырех частях… опус… Кому это интересно?

Придумайте какую-нибудь занятную историю. Рахманинов был великим человеком, он был очень жизнерадостным… что-нибудь в таком духе. Кому, по сути, интересно, это опус 83 или 86? Allegro manon troppo или allegro ma non tanto?

Мне кажется, Борис Андрианов делает в рамках фестиваля Vivacello концерты, которые построены как раз в том ключе, о котором вы говорите.
То, что делает Борис, совершенно поразительно. Мне очень нравится, как нестандартно он подходит к занятиям с детьми. Например, раздает им разные предметы, издающие звук, чтобы ребенок начинал этот звук как-то организовывать. Все ведь очень просто. Музыка – это организованный звук. Ребенку нужно помочь обнаружить, что какая-то вещь издает звук, и тогда он начинает его слышать, извлекать… и это уже музыка. Я думаю, что если бы в каждой стране был не один Борис Андрианов, а триста, проблема была бы решена.

Знаете, у детей невероятная память. Попробуйте вспомнить, что было с вами, в детстве. Мы запоминаем только что-то особенное. Например, я помню, как мы пошли с отцом на концерт, где дирижировал Юджин Орманди, и мы втроем с братьями стояли в Музикферайне у органных труб. И когда Орманди возвращался со сцены в гримерную и проходил мимо нас, он заметил, что у моего старшего брата была неровно надета бабочка. Он подошел к нему, поправил ее и пошел дальше. Знаменитый Юджин Орманди! Это произвело на меня колоссальное впечатление. Еще я помню, как мы ехали на машине, и какая-то женщина переходила улицу. У нее в сумке была связка сосисок, которая на переходе вывалилась из пакета, а женщина этого не заметила. Мы так смеялись! И потом каждый раз, когда проезжали это место, все трое вспоминали: здесь женщина потеряла сосиски! И я буду помнить это до конца моей жизни. Я думаю, что если какой-то подобный опыт у ребенка связан с музыкой, то интерес к ней у человека будет всю жизнь. Именно поэтому старания Андрианова устроить для детей что-то незабываемое, связанное с музыкой, вполне могут стать предпосылкой для воспитания будущих меломанов.

На открытии фестиваля Vivacello в Большом зале Консерватории, 2013

Вы побывали на двух концертах Vivacello, как вы думаете, что вы запомните из этого фестиваля?
К сожалению, никто не терял сосисок, но кое-что я все же запомню. На самом деле, из своих концертов я обычно запоминаю свои фальшивые ноты или ужасные, сложные репетиции после полуночи. Что касается фестиваля, я помню очень хороший, на мой взгляд, концерт, я помню большой успех, и слушателей, которые мне очень понравились. Помню, конечно, человека, который непонятно зачем встал посередине концерта и произнес речь.

После второго концерта, который я слушал уже из зала, (программа «Вокруг света» — прим ред.),мы много обсуждали, насколько разумно была построена программа. В какой-то степени она была традиционной, потому что играли только классику. Но при этом классическая музыка была представлена в другой перспективе. Начнем с того, что гитара в классическом концерте уже редкость. В целом же программа показывала, что народная музыка — это большая часть классики.

После первого объявления мы шутили над ведущим, смеялись над тем, как Борис раскладывал на сцене ноты, в общем, это был очень приятный, смешной и нескучный вечер. Я думаю, что все, кто пришел к нам, запомнят эти впечатления. И, может быть, после концерта кто-то подумает: а как звали этого композитора? Что они играли? Поищет в интернете, кто такой Альбенис. Что еще он написал? Или послушает диск с гитарой. Так что в этом отношении концерт мне очень понравился, и это я еще не говорю о потрясающей игре обоих музыкантов.

Какие у вас впечатления от премьеры пьесы Ефима Подгайца, которая прозвучала на этом концерте?
Меня очень впечатлило произведение. Оно во многом было в стиле, так сказать, между Альбенисом и Пьяццоллой с влиянием молдавской народной музыки. Пьеса очень вписалась в программу, я не знаю, было ли так задумано, но получилось хорошо, мне понравилось.

Когда на концерт приходит неподготовленная публика, я имею в виду людей, которые не знают произведения, хлопают в перерывах. Не раздражает?
Это явление становится все более распространенным, на концерты все чаще приходят люди – и это хорошо – которые не умеют себя вести в таких местах. На самом деле, никому не мешают аплодисменты. Мне наоборот не нравится, когда аудитория на традиционных концертах относится к выступающим как к каким-то святым. Вот они сошли с небес, вот они стоят в лучах света, странно одеты. И стоит тебе сказать слово, как видишь изумление: он человек! он может говорить! Нужно каким-то образом преодолеть этот разрыв между музыкантами, которые как бы на небесах, и зрителями. Звучит очень смешно, но это так, и с этим надо что-то делать. И Андрианов прав, что постоянно что-то говорит на сцене, смешит зрителей, разыгрывает шоу. Все это уместно, потому что при этом он показывает высококлассную игру. Не знаю, распространен ли в России такой формат, но у нас много полуклассических поп-артистов, которые выступают перед аудиторией в 40 000 человек и плохо играют какую-то смесь классики с барабанами. Этого я, конечно, не выношу. Единственное, что могут такие выступления — умалять музыку и возвышать исполнителя. Играть классическую музыку на очень высоком уровне, но представлять ее немного по-иному – вот то направление, в котором, мне кажется, нужно двигаться.

Есть ли разница между слушателями в разных городах, странах?
Я бы не сказал, что это во многом зависит от страны. Скорее от мероприятия. На очень известных летних фестивалях часто бывает совершенно неподготовленная аудитория. А иногда вы приезжаете в какой-нибудь провинциальный городок, и все люди, которые сидят в зале, пришли на концерт просто потому, что хотели послушать музыку, а не оттого, что надо было, или потому что это сногсшибательный фестиваль, или нужно показать свои новые украшения, а еще, возможно, там будет телевидение, которое, скорее всего, поснимает и публику.

Кажется, что Вена – это идеальное место для того, чтобы встретить Рождество и Новый год. Поделитесь, как вы отмечаете зимние праздники?
Мы празднуем Рождество строго в католической традиции. Австрия – очень католическая страна, в ней 85% католиков, может быть, 10% протестантов, и только 5% – все остальные. Католическое празднование Рождества начинается вечером 24 декабря, когда вся семья собирается за столом у рождественской елки с подарками.

В нашей семье на столе долгое время была самая дешевая рыба, потому что у нас не было денег. Но в любом случае, мы не можем без рыбы. Когда мой брат какое-то время был женат на японке, он настаивал, чтобы на новогоднем столе было суши, а мы хотели картофельный салат, который моя матушка готовила с тех пор, как мы были детьми. Так что мы ели суши с картофельным салатом. В общем, после ужина очень религиозные семьи идут на всенощную службу. На следующий день, 25 декабря, все снова собираются вместе на обед и дарят друг другу подарки, это очень важный момент. А на Новый год везде фейерверки и реки шампанского.

Какая у вас любимая рождественская музыка?
Мне не нравятся все эти рождественские песни. Если уж и говорить о любимой рождественской музыке, то это, пожалуй, Рождественская оратория Баха.

С супругой пианисткой Магдой Амарой

Мы знаем, что ваша супруга Магда из Москвы. Она внесла какие-то русские традиции в вашу семью?
Нет, борщ на Рождество мы не едим. Было очень хорошо в прошлом году, когда мы пригласили к себе родителей Магды, и у нас была, так сказать, смесь традиционного австрийского Нового года с традиционным русским. Хотя, не такой уж он был и русский, потому что отец Магды родом не из России. На самом деле, мне нравится что-то такое международное. Хотя я люблю и старые добрые традиции, и совсем не разделяю мнения «ну… кому они нужны?!»

Для Москвы приезд Венского камерного оркестра – событие. Если представить себе, что вы не имеете отношения к коллективу и смотрите на него со стороны, какое место, на ваш взгляд, оркестр занимает среди других коллективов в мире?
Честно говоря, я думаю, что Венский камерный оркестр сейчас стоит в одном ряду с лучшими камерными оркестрами мира, и мы приложили много усилий, чтобы достичь этого. Сейчас интерес мирового сообщества к оркестру неимоверно возрос, люди видят, что он становится все лучше. Мы только что сыграли концерт в Амстердаме, в июне мы отправляемся в большое турне по Азии, включая Японию и Корею, где у нас будет 15 концертов. В Россию мы вернемся в марте, концерты пройдут в Москве, Санкт-Петербурге, Уфе, Перми, Екатеринбурге и Волгограде. В следующем году едем в Мексику, Боготу и Южную Америку, а затем в Америку. Нас сейчас приглашают для аккомпанирования в турне такие известные певицы, как Анна Нетребко и Элина Гаранча. В Вене мы играем в Камерной опере, небольшом оперном театре, и мы стали первым камерным оркестром в этом театре. Все это произошло за последние два-три года, и мне кажется, наш оркестр стабильно движется в нужном направлении.