У нас есть выражение «загадочная русская/душа». Мишель, а вам русские люди кажутся странными?
У русских есть какое-то сумасшествие, чрезмерное сумасшествие. Чрезмерное как пространство России. Франция – это небольшой сад, и мы очень рациональны — мы заботимся об архитектуре, о красоте, мы сохраняем историю, и мы не сумасшедшие. Но у нас есть экстравагантность. Поэтому мы так хорошо сходимся.

С русскими художниками вам сложно общаться?
Мишель: Не имеет значения, русский, французский или американский. Мне очень легко общаться с художниками. И я думаю, это сторона моей профессии, которую я люблю больше всего. Общаться, посещать студию и видеть художника за работой. Он может наполнить мою жизнь вдохновением, дать мне смысл жизни. В одном случае это может продолжаться один или два года, в другом – всю жизнь, никогда не знаешь.

Мне среди русских художников наиболее выдающимся кажется Оскар Рабин, конечно, он один из лучших. Он многое дал мне, и, надеюсь, я тоже что-то дала ему. И я буду продолжать искать его картины, подбирать галереи и музеи. Больше всего мне нравятся у него чистые пейзажи. Думаю, его бы больше узнавали, даже, если бы он писал одни пейзажи, просто небо и землю без водки, «Правды» или кусочков перца.

С Оскаром Рабиным. Монтиньи-ле-Мец, ноябрь 2010 года.

Вы помните, когда вы впервые увидели картины Оскара Рабина? 
Мишель: Марк случайно купил картины в галерее, которая закрывалась. У меня был шок, но в тоже время, было чувство, будто я уже все это знала. Из-за техники и материала все понимают Оскара Рабина. Не нужно многое объяснять, не нужно много говорить, потому что это жизнь. Но в тоже время есть скрытая сторона. Есть то, что вы видите, и то, что скрыто. И есть энергия.
Марк: Я думаю, нам очень повезло, что Оскар был свободен, и мы могли начать работать с ним. Потому что, Штейнберг, например, не был свободен.

Что вы имеете в виду под «свободен»?
Он не был выставлен в галереях, у него уже не было того агента, что был раньше.

Не так давно вы ведь открыли свою галерею? 
Мишель: Я открыла галерею из-за кризиса, хотя очень много галерей из-за этого закрылись. Это было очень трудное решение, но я это сделала и счастлива. Мы здесь три дня, а я уже по ней скучаю. Я знала русское искусство, русских коллекционеров. Из-за кризиса было гораздо меньше клиентов, было трудно. Но те русские художники, которые мне нравятся, должны получить мировое признание — поэтому я сделала этот шаг.

У вас представлены только русские художники?
Нет, не только. Но там всегда будут работы русских художников, я буду постоянно выставлять Оскара Рабина. И продолжу работать так, как мы работаем сейчас. Работа заключается в поиске произведений и коллекций. И сейчас мне нужно найти новых коллекционеров. Найти работу очень, очень трудно. Для моих родителей, для моих бабушек и дедушек, которые коллекционировали антиквариат, труднее и важнее всего было найти хорошую вещь. А сегодня найти нового художника – также трудно.

Вы знаете, большинство художников на самом деле – посредственности. Мне так кажется, но я очень требовательный человек. Но если я кого-то встречу, я буду ждать, пока смогу поговорить с ним, я буду ждать, пока художник посмотрит мою галерею, посмотрит на меня, на то, что происходит вокруг меня и примет все это. И для этого нужно время и терпение.

Я хотела бы поблагодарить Ивету и Тамаза, потому что встреча с ними, как мы говорим во Франции, это подарок всей жизни. Когда мы встретились лет двенадцать назад, я была очень удивлена тому, какие они были молодые, приветливые, улыбчивые. И я думаю, без них у нас не получилось бы сделать столько, сколько нам удалось осуществить в плане монографий и выставок. Они всегда были рядом, чтобы нас поддержать материально и как друзья и энтузиасты.

А что насчет молодых художников? Вы ищете новые имена?
Для меня очень важно найти талантливого автора. Важна не только красота картин, чтобы было приятно глазу. Работа должна иметь смысл, а с этим сегодня трудно. Например, меня поразила первая выставка Леонида Тишкова, это современный художник из Москвы, которого я очень люблю, он очень поэтичен. Он занимается не только рисованием, но и фотографией, фильмами, графикой. Мне это очень нравится. Я выставляю в галерее и других художников.

Например, Евгений Петров – замечательный художник, или Николай Белоусов, — я думаю, они именно то, что я ищу. Я сейчас открыта для всего нового и ищу новых художников.

Вы находите картину, и она вам нравится, но, может быть, не нравится Марку. За кем в вашей семье последнее слово в вопросах искусства? 
Мишель: У нас уже была подобная ситуация два раза, и мне было не очень приятно, что Марк не слушает то, о чем я говорю. А я очень уверена в своем выборе. И это привело к тому, что я открыла галерею. Но я не отказываюсь от нашей совместной работы, от тех художников, которых мы нашли вместе, и мы продолжаем работать вместе.
Марк: Я очень уважаю вкус Мишель, я всегда наблюдаю за тем, как она видит вещи. И почти все, что показывает Мишель – мне нравится. С другой стороны, ей нравится далеко не все из того, что нахожу я. И для меня лучше и менее затратно в плане энергии купить картины, которые мне нравятся, и не показывать ей. Не приводить аргументы, не спорить о том, почему… Я не знаю почему. И, что смешно, спустя несколько лет она внезапно спрашивает меня, что это в нашей коллекции. А я говорю – я купил это. И Мишель счастлива. Это очень интересная тема, на самом деле — как пары покупают произведения искусства. Вот, например, заходят в галерею и выбирают. Вот он говорит: «Женушка моя, пожалуйста, взгляни, нравится ли тебе это». Ну и, соответственно, женушка говорит: «Да, нравится». И вот они так мирно выходят, спокойно сделав обмен – деньги на произведение искусства.

Иногда другой случай. Приходит пара, мужу что-то нравится, и он говорит: «Давай возьмем». А жена топает ногами, кричит: «Нет, не нравится». И возникает дисгармония, и им, и всем вокруг некомфортно. Я, когда сталкиваюсь с такими людьми, прямо в лицо им говорю: «Пусть один из вас купит что-то свое.

Когда вы решите это быстро – тремя фразами, одним жестом – вы решите проблему «нравится не нравится». Приятно, когда пара понимает друг друга, когда они элегантны в общении и не делают из разногласий истерики. Очень важно понять, кто есть другой. Потому что, на самом деле, правда – это только ваша правда. И столько, сколько людей на земном шаре, столько есть и правд. Недавно вышел документальный фильм об Оскаре Рабине, и там ему задают вопрос, что такое счастье. Он сказал, что сколько есть людей на земле, столько и понятий счастья, у каждого оно свое. Так же и с правдой, мне кажется.

В галерее Мишель всегда будут представлены работы русских художников

Разные люди, наверно, очень по-разному относятся к вопросу приобретений. 
Марк: Об этом очень интересно поговорить, о том, что связано с процессом приобретения, оценки, почему покупают или не покупают… Вы знаете, я не верю, что Ван Гог продал бы за свою жизнь одну картину. Это была какая-то шутка, что брат не показывал его работы. Я уверен, что были бы сумасшедшие люди, пару десятков, а, может, один, два или пять, которые купили бы пять картин. Кстати, Франция в этом плане замечательная страна. Французы, знаете, они принимают всех художников, там есть очень много ниш. Вот в Америке – если вы не звезда, вы не художник. А во Франции, даже если вы не художник, но говорите, что художник, вам все равно верят и говорят «да».

Говорят, садись, съешь этот багет, съешь еще что-нибудь, но при этом картины ваши сразу не купят.

Они покупают постепенно, последними. Когда уже дорого. Французы, когда идут на картины, говорят: «О! Я знаю эту картину, поэтому мне это интересно». Немцы же говорят: «О! Я не знаю эту картину, вот поэтому мне интересно».

А русские?
Марк: А русские – вот не знаю. Как русские идут на картину, Мишель?
Мишель: Думаю, большинство покупателей, как говорил Штейнберг, покупают ушами. Вы должны рассказать им историю и дать гармонию. И они должны чувствовать себя уверенными. Это ведь вложение денег. Это самое лучшее вложение.

Если вы видите, как меняется стоимость картины от года к году, вы получаете проценты. Это невероятно.

Но, я думаю, вы должны что-то знать об искусстве, или нет? 
Мишель: Нет, но вы должны чувствовать искусство, вы должны посещать галереи, разговаривать с галеристами, быть уверенными, бояться. Вы должны использовать глаза. Вы должны читать произведения искусства, как читаете другие вещи. Вам не нужно много денег, чтобы начать.
Марк: В Бельгии, когда вы спрашиваете о стоимости, они говорят: «Это патриотично». «Патриотично» означает, что это может передаваться от поколения к поколению. Американцы могут купить то, что им понравилось, и после десяти лет продать. Если им это нравится сегодня, они не будут думать о своих праправнуках. Но бельгийцы думают, что они должны передать приобретение своим детям.

Как вы начали заниматься искусством? 
Марк: Эмиграция, студенческие годы, Израиль. Мы – молодые, мы не думаем, мы живем и летим на крыльях, как вся молодежь. И вокруг нас очень много художников — из СНГ, Советского Союза — это семидесятые годы. И так получилось, что нам показывают работы, и мы начинаем делать коллективные выставки художников, которые нам нравятся.

Выставки Оскара Рабина во Франции проходят при поддержке компании A&C-PROJECTS,
основанной Марком и Мишель Ивасилевичами

Вы познакомились в университете?
Марк: Да, в Тель-Авивском университете, изучая иврит на подготовительных курсах, очень юными. Мы были друзьями и вместе организовывали выставки в разных буржуазных районах Тель-Авива. Мишель из очень интересной и творческой семьи, в которой было много талантов. Они коллекционировали антикварное искусство – мебель, картины, ювелирные украшения. То есть, были ценителями искусства, и в Мишель заложен этот потрясающий французский вкус.

Какие картины висят в вашей квартире?
Марк: У нас все очень эклектично. Конечно, много Рабина, у нас есть Штейнберг, которого мы тоже очень любим. У нас есть русские художники, есть французские, и мы продолжаем покупать. Наша квартира как лаборатория. Мы наблюдаем за картиной, наблюдаем как глаза времени. Но в какой-то момент вдруг что-то происходит, и мы снимаем картину, и появляется новая.
Мишель: Я не помню ни одной картины, от которой я бы устала. И для меня это не тест. Они висят дома и они просто мне нравятся
.Марк: Для меня важна первая встреча с картиной, первое мгновение. Я смотрю на вещи так: я – эмигрант, я приехал в западный мир, у меня не было денег. Каким-то образом они у меня появились, и я меняю их на картины. Я даже не помню, за сколько я покупаю какие-то картины. Картина – бесценна. Она, как Джоконда, может быть дико дорогая или ей нет цены, потому что цена упала и картина больше ничего уже не стоит. Но она мне нравится. Это моя правда, моя любовь, моя страсть, только моя. Я отдал за картину какие-то деньги, но они не при чем. Просто спасибо, что они у меня были.

Это потрясающий вирус – быть коллекционером. Картина – уже ваша, и вы получаете огромнейшее удовольствие. Картины никому не нужны. Нужен кусок хлеба, кровля над головой. Кому нужны картины? Я спрашиваю у людей в галерее, зачем вам нужны картины, зачем вам их покупать? И они начинают объяснять, что они действительно хотят их купить». И я говорю: «Пеняйте на себя. Никто вам не продает картины – вы сами их покупаете». И так должно быть. Должны быть покупатели, и я настаиваю на этом. Художникам необходимо признание. Если картину покупают, это уже признание. И поэтому процесс покупки и продажи картин, поймите меня правильно, он должен существовать. Я сам – часть этого процесса, и не деньгами — а всей своей жизнью.