Интервью

Эдин Карамазов: Самая прекрасная музыка — тишина и звуки природы
На один из концертов фестиваля Vivacello приехал боснийский музыкант Эдин Карамазов. В этой фразе, казалось бы, нет ничего удивительного, всемирно известные музыканты имеют обыкновение ездить и давать концерты. Но оказалось, что в истории с Эдином удивительно все. Выступления музыканта, обладателя Грэмми, виртуозно владеющего гитарой и лютней, почти невозможно услышать за пределами его родных мест — он старается вообще никуда не ездить. Эдин рассказывает удивительные вещи не только о музыке, которой, конечно же, посвящена большая часть разговора. Но даже беседа о погоде и о литературе имеет самую неожиданную развязку.
Текст: Ирина Сынгаевская

Вчерашнее выступление — лишь второй ваш приезд в Россию, в первый раз, насколько я знаю, вы приезжали в прошлом году. С чем это связано, почему до этого вы у нас не бывали с концертами?
Можно сказать, что как музыкант я уже вышел на пенсию, я устал. Уже многие годы я не прикладываю никаких усилий к тому, чтобы организовывать какие-то поездки, потому что, на самом деле, я не люблю путешествовать. Музыка — это мое хобби, которому я посвящаю все свое время, это моя страсть. А поездки действуют скорее разрушающе. Я стараюсь никуда не ездить, но это не касается игры с друзьями. В прошлом году мой друг гитарист Дмитрий Илларионов организовал концерт в честь своего дня рождения и попросил меня поучаствовать, поэтому я приехал в Москву. Точно так же произошло и в этом году, меня пригласил Борис Андрианов. Нет необходимости говорить, что Москва является одним из главных культурных центров в мире, средоточием музыкальной культуры. Все это, безусловно, так. Но, по большому счету, мне безразлично проведение концертов, фестивалей и так далее, я давно этим не занимаюсь, я играю музыку для себя и предпочитаю играть дома. И, как я уже сказал, много лет я стараюсь не путешествовать.

На самом деле, это странно слышать. Обычно музыканты говорят, что для того чтобы творить, нужно получать впечатления извне. И источником новых впечатлений часто называют именно путешествия.
Я думаю, это мой путь, и для меня не так важно, как поступают другие люди. Он основан на моих личных ощущениях, и это как религия: разговор один на один.

А раньше когда-то вы ездили в концертные туры?
Я занимался этим, когда мне было двадцать с небольшим лет, но после тридцати я перестал куда-то ездить.

Для кого вы сейчас играете, кто ваши слушатели?
Сейчас я много записываюсь, работаю одновременно над несколькими проектами. За этот год я записал пять дисков на маленьком хорватском острове, ко мне приезжали разные музыканты, с которыми мы вместе работали. Все концерты, которые я играю, проходят где-то неподалеку, и я считаю, что это правильно. Великий российский пианист Святослав Рихтер поступал так же, он старался играть в России. Ни в коем случае не нужно думать, что я сравниваю свою карьеру с карьерой Рихтера, это глупо. Но мне нравится то, что он делал. Он избегал выступлений в больших концертных холлах и предпочитал играть где-нибудь в Сибири. Он играл для людей, которым действительно нужна была музыка. Я иду по похожему пути, только в своем маленьком мире. Я играю концерты неподалеку от места, где живу в Хорватии, я езжу в Сербию, в Боснию и Герцеговину, и для меня этого более чем достаточно.

Если музыку Эдин называет своим увлечением и страстью, то рыбалку — профессией

То есть, чтобы вас послушать, нужно поехать к вам?
Если вы хотите хорошо отдохнуть, позагорать, поплавать, конечно же, стоит приехать. Хотя, если у вас хватит сумасшествия поехать, только чтобы послушать мой концерт, то, конечно, тоже пожалуйста.

Вчера на концерте звучали произведения с альбома Seance, который вы записали с Борисом Андриановым в этом году. Работа над диском происходила там же, на острове?
Да, диск был записан на небольшом уединенном острове в Хорватии, и играли мы в старинном храме. На всем острове в это время никого не было, и мы провели несколько прекрасных дней, работая над записью. Атмосфера храма, морское окружение, уединение способствовали созданию настроения альбома. Основная идея диска – это тишина, спокойствие. Вся музыка исходит из этой концепции. Центральными произведениями альбома стала музыка Иоганна Себастьяна Баха, которую я пытался соединить с произведениями современных композиторов.

Есть для вас разница между тем, как вы играете, когда записываете альбом, и тем когда играете для публики, как, например, вчера?
Есть огромная разница. С помощью записи невозможно передать момент искусства. Вы никогда не сможете поместить произведение искусства, музыку, на кусок пластика, которым является диск. Это только своего рода фотография, на которой мы с Борисом играем на том острове. Лишь отражение той действительности, которая тогда существовала. Когда мы пишем альбом, мы выступаем, по сути, только перед микрофоном. В этом тоже есть своя прелесть, и своя сложность, это своего рода вызов.

Когда ты выходишь на сцену на концерте, как, например, вчера — все происходит иначе. Ощущается совсем по-другому. Ты сидишь перед публикой, люди сидят напротив тебя — и что-то в этот момент происходит. Ты направляешь поток музыки на слушателя, делишься с аудиторией своими чувствами, пропуская музыку через себя. Часть своих эмоций, частичку своего сердца ты вкладываешь в каждого человека в зале. Концерт – выматывающее действие, от него сильно устаешь. Когда же вы слушаете компакт-диск — третий трек, пятый трек — вы сталкиваетесь с замороженной музыкой. Это скорее просто сувенир.

Вы чувствуете публику, когда играете?
Не то чтобы я чувствую аудиторию, скорее между нами возникает какое-то подобие электрического тока. На меня влияют те ощущения, которые переживают люди в зале. Я сижу на сцене, люди сидят напротив меня, и музыка нас в этот момент связывает. Я играю, хотя правильнее сказать, что музыка играется через меня, и она сама создает все эти эмоции.

Какие у вас остались впечатления от вчерашнего концерта?
Концертная публика в Москве уникальна. Бывает, ты берешь какой-то аккорд, и он звучит банально. А играешь его в какой-то другой ситуации, и тот же самый аккорд приобретает глубокий смысл. Так же и с публикой. В Москве ты ощущаешь, что в этом городе создавалась великая музыка, играли лучшие музыканты, и чувствуешь, что люди, которые сидят перед тобой — я говорю сейчас о вчерашнем вечере — прослушали громаднейшее количество хороших концертов. И ты не можешь сфальшивить, ты должен отыграть концерт, вкладывая душу, потому что люди воспринимают музыку очень глубоко. Люди знают условия, в которых она создавалась, и воспринимают ее адекватно. И это огромное счастье — играть для такой аудитории.

Сейчас вы исполняете музыку и на гитаре, и на лютне. Насколько я знаю, изначально вы гитарист, и учились играть именно на этом инструменте. В какой момент в вашей жизни появилась лютня?
Все началось с музыки Иоганна Себастьяна Баха, потому что его произведения были написаны все-таки для лютни. Когда я исполнял Баха на гитаре, я понимал, что эта музыка звучит совсем не так, как должна быть исполнена, и я искал оригинальный звук. Соответственно, я перешел от гитары к лютне.

Сейчас вы используете лютню только когда нужно оригинальное звучание?
Я играю и на гитаре, и на лютне. И я люблю играть на обоих инструментах, хотя они очень отличаются друг от друга. Это похоже на рисование: я выбираю инструмент как краску, которая мне сейчас нужна. Вчера на концерте я играл Баха на гитаре, но это связано с тем, что мне было сложно привезти с собой лютню, я вообще редко езжу, как я уже вам говорил. На лютне я играю и старинную музыку, и современную, есть несколько композиторов, которые сегодня пишут произведения для этого инструмента. И на самом деле здорово, что мне постоянно приходится практиковать игру на обоих инструментах, это дает мне энергию. Для меня гитара и лютня — два равных инструмента, две краски, которыми я пишу свои картины.

На какой лютне вы играете, какого периода этот инструмент?
Лютня, в отличие от виолончели, — это целая семья музыкальных инструментов. Лютни бывают разных размеров, подразделяются по количеству струн и другим параметрам. У меня дома их восемнадцать, я на всех играю и готов рассказывать о каждом инструменте, но это займет колоссальное количество времени.

Лютня — не самый известный в мире инструмент. И, наверное, большим шагом в популяризации этого инструмента, в знакомстве с ним, был ваш совместный диск со Стингом.
Да, я согласен с вами. Наш компакт-диск со Стингом не был кроссовер-проектом, мы записывали музыку, относящуюся к периоду раннего ренессанса и работали в очень аутентичном ключе. Это была музыка Джона Даулинга, друга Шекспира, вы, наверное, о нем знаете. И главное, что позволило нашему проекту стать популярным, это, конечно же, было имя Стинга. В мире разошлось большое число копий диска, и многие люди действительно впервые услышали лютню именно на этом альбоме.

Запись была сделана уже довольно давно, какие впечатления от работы со Стингом у вас остались?

Подготовка диска, запись диска – это процесс, который, на самом деле, не имеет конца. То же самое происходит сейчас с альбомом, который мы записывали с Борисом. Процесс создания этого диска все еще продолжается, с ним все еще происходит что-то новое. Перед записью первого диска со Стингом были долгие годы работы, потом была сама запись, и до сих пор это история с открытым концом. Сейчас мы работаем со Стингом над еще одним проектом, он тоже трудоемкий, и я даже не знаю, сколько времени эта работа еще займет. Повторюсь еще раз, что альбом — бесконечный процесс.

А можно немного больше узнать о вас? Вы сказали, что живете довольно замкнуто. Где вы живете?
В профессиональном отношении я рыбак, то есть музыка — мое хобби. Я живу там, где есть хорошая возможность ловить рыбу. Конечно же, я говорю не о местах, где просто есть рыба, а прежде всего о великолепной природе. Самая прекрасная музыка, которая существует — это тишина и звуки природы.

Много времени вы посвящаете рыбалке?
Большую часть своего времени. Рыбу я, конечно, не продаю, и, по большому счету, рыбалка для меня не самоцель. Это скорее способ выйти за порог дома, побыть наедине с природой, получить колоссальнейшие впечатления от той музыки природы, о которой я говорил – тишины, музыки ветра, шума прибоя.

Еще такой вопрос, немного не в канве нашей беседы. Интервью будет опубликовано в новогоднем номере журнала. Расскажите, как вы собираетесь встречать Новый год?
Интересный вопрос, правда, очень сложный. А ведь все было так просто до этого момента. Будет 2015 год, да? Хорошее число, звучит совершенно фантастически. У меня есть сын, ему скоро шесть лет, и, конечно же, я буду встречать Новый год вместе с ним, но как именно — не знаю. Он очень любит фейерверки — это зрелище всегда его завораживает. Но мы живем в небольшом тихом местечке, и, может быть, стоит приехать с ним в Москву, потому что здесь должен быть большой новогодний фейерверк. Надо подумать.

Какой подарок вы бы хотели сами получить на Новый год?
Вы наверняка думаете, что я занудный, потому что у меня все связано с рыбалкой. Но если бы был организован какой-нибудь рыболовный тур на Камчатку, я бы хотел, чтобы мне подарили билет. Потому что там невероятная природа и очень хорошие реки. Только важно, чтобы мне повезло, и меня не съел какой-нибудь медведь.

Вы когда-нибудь были на Камчатке?
Нет, это только моя мечта.

Что бы вы пожелали нашим читателям на Новый год?
Читать как можно меньше, потому что чтение очень опасно. Чтение — это иллюзия. Вот скажите, вы знаете прогноз погоды на завтра? Рыбы знают прогноз погоды на завтра, птицы знают, а почему не знаете вы? С самого детства вместо того, чтобы учиться воспринимать природу, воспринимать энергию — мы читаем прогнозы где-то в средствах массовой информации. Но, как бы это ни казалось невероятно, на самом деле, мы можем этому научиться. Просто мы слишком ленивы. И виной этому чтение.

Так, подождите, как нам теперь быть с писателями?
Я попробую объяснить. Вот мы недавно говорили о Святославе Рихтере. Он играл для людей, находившихся вокруг него. Я тоже играю для людей вокруг. Конечно, я не писатель, у меня нет такого таланта, как у Достоевского. Но у меня есть что-то другое. Я думаю, что Достоевский мог бы рассказывать содержание своих книг людям, а не писать их. Книги Достоевского невероятны, но личности самого Достоевского в них нет.

Нам с детства внушают, что Достоевский — гений, Шекспир – гений, Моцарт – гений. Но вместо того, чтобы кого-то слушать, мы могли бы сами открыть для себя их величие. Достоевский родом из России, и он должен оставаться в России. Я не вижу никакого смысла в том, что книги Достоевского сейчас можно купить в любом уголке земного шара по низкой цене. Люди просто покупают книгу и потом говорят, что знают Достоевского. Нет, они не знают Достоевского. Извините, я начинаю говорить о более сложных вещах.

Неужели вы действительно считаете, что для большинства людей в чтении Достоевского нет никакого смысла?
Да, особого смысла я не вижу. Мне кажется более важным то, что мы способны чувствовать влажность и определять прогноз на завтра. Но мы не можем этого делать, потому что мы читаем Достоевского. Я думаю, более важно знать, какая завтра будет погода. Не говоря уже о других вещах, на которые человек способен по своей природе. Вспомните строительство пирамид. Как людям это удалось? Важно открывать в себе все возможности, на которые способен человек. А этих возможностей безграничное количество. Мы создаем только примитивные машины, которые все похожи друг на друга. Я думаю, энергию, заключенную в нас, можно использовать совершенно по-другому. А мы вместо этого просто читаем то, что написано.

Галерея