Выставка

Это восклицание одного из посетителей немало удивило кураторов выставки Михаила Ларионова в Новой Третьяковке. Возможно ли это? Неужели массовый зритель перестал бояться авангарда, научился его понимать, даже любить? Ведь еще недавно, едва заглянув в первый зал постоянной экспозиции на Крымском Валу и наткнувшись на ларионовскую «Весну», люди пугливо пятились, бормоча, что ничего в этом не понимают.

Конечно, сегодня публика уже многое видела, ко многому привыкла. Экспансия современного искусства, активно захватывающего музейные пространства, все чаще подчеркивает классическую завершенность «старого» авангарда, уже отметившего столетний юбилей. Кандинский и Малевич, Татлин и Родченко, Шагал и «амазонки авангарда» прочно вошли в сознание, как и их идеи, формы и стилевые системы.

Но Михаил Ларионов как-то не вписывается в этот ареопаг. Его карнавальная фигура, перевоплощающаяся в образ то денди, то шута, всегдашняя игра на грани серьезности и пародии требуют иного отношения; его «всёчество» не строгая концепция, которую следует изучать, а жизненная позиция, одинаково естественнаядля Ларионова-художника, теоретика и коллекционера. Выставка и была задумана не как традиционный показ произведений и демонстрация творческой эволюции, но как приобщение к самой личности Ларионова, вовлечение в коллизии его жизни. И «эффект присутствия» превзошел все ожидания. В книге отзывов можно встретить признания зрителей, что они почувствовали себя живущими в «ту эпоху». Кого-тозаинтересовали годы жизни Ларионова, не отраженные в экспозиции, а для многих знакомство с художником стало открытием. Среди откликов на выставку есть и критические, даже резкие — в основном они касаются экспозиционного решения, дизайна, некоторых организационных вопросов. Но сам Ларионов!.. Его понимают верно и описывают точно: «внутренний свет», разнообразие интересов, юмор и «нежность». Немало записей сделано детским почерком, много рисунков: рожицы, звери, скамеечка, на которой хотелось бы посидеть, но в залах ее нет. Ларионову бы понравилось…

Конечно, для любителей искусства настоящая выставка не является неожиданностью. Ларионова никогда не забывали. Его картины постоянно находятся в экспозиции Третьяковской галереи и других музеев, книг о нем выпущено достаточно, и они всегда есть в продаже. Но оказалось, что все это не то. Ни отдельные экспонаты, ни репродукции, ни тексты не могут дать верного представления о ларионовском искусстве.

Как писал Александр Бенуа, встретив на выставке Наталии Гончаровой 1913 года знакомые работы: «Очень много значит увидать их теперь в целом творении художника». Прибавим к этому еще одно обстоятельство — живопись Ларионова трудно воспроизводима в печати, она сильно теряет в цвете. А именно цвет, его тонкость и богатство, колористическая суггестия, лейтмотивы серий и отдельных картин — главное в искусстве Ларионова. Это средство особого воздействия и редкого обаяния его произведений.

.

Зелено-голубая симфония его «садов», сумеречные и рассветные краски пейзажей, ослепительное солнце в анималистических жанрах, закатное сияние «рыб» и «павлинов; фовистский эксперимент — малиновое море, красные купальщицы и синиесвиньи; пародийно-традиционная раскраска «Венер», цветовые потоки лучизма, красочные лейтмотивы во «Временах года».

Наконец, обесцвечено-нежные, тающие сочетания и оттенки поздних работ. Все это не просто демонстрирует игру авторского воображения. Для Ларионова цветовая гармония или диссонанс воссоздают ту эмоциональную атмосферу, тот импульс, который стал причиной появления картины.

Ларионов от природы был наделен необычной остротой восприятия, как зрительной, так и эмоциональной. Он признавался, что избегает пафоса и любит интимность, но назвать его художником лирического склада будет не совсем правильным. Ларионова гораздо меньше интересует собственная внутренняя жизнь, чем «жизнь снаружи», он не окрашивает авторскими переживаниями видимую реальность, исповедальные интонации ему чужды. Но он «слышит», как растет трава, вникает в дела свиней и собак, понимает настроение волов и характер верблюдов. Эмоциональный диапазон его искусства невероятно широк. Он может быть весел и лукав, ироничен и груб, его равно интересует прекрасное и уродливое, трогательное и смешное, подчас неотделимые друг от друга. Вот почему Ларионову так необходимы разные формальные приемы и манеры письма.

Последняя выставка Михаила Ларионова в России была организована А. К. Ларионовой-Томилиной 38 лет назад

Можно только порадоваться, что современного зрителя не смущает ларионовская разноликость, разнобой, скачки от «высокого» к «низкому» и наоборот. Многие отмечают, что именно благодаря этой особенности выставка не выглядит монотонной, не позволяет скучать. А во времена Ларионова, да и значительно позже, критики не принимали подобного «протеизма», их шокировало отсутствие в творчестве художника единого стержня, стиля, темы, идеала. Как далеко мы ушли от эпох эстетической нормативности и как легко приблизились к той свободе в понимании искусства, которую исповедовали мастера русского авангарда! И первым, кто показал пример этой свободы, был именно Михаил Ларионов.

Провозглашенный им принцип «всёчества», если рассматривать его расширительно, означает, что художник волен выходить за границы раз и навсегда выбранного «творческого лица», собственного образа, быть разным, как всякий живой человек, вбирать в себя массу впечатлений, не только жизненных, но и художественных, и реагировать на них. Ничто не должно ограничивать его свободу. Он вправе писать то, что видит, а также сочинять, цитировать, изобретать, комбинировать, варьировать свои и чужие находки — вообще, делать всё, что захочет…

Что делал сам Ларионов на протяжении своей долгой и трудной жизни, можно увидеть на выставке. Нет, он не всегда был жизнерадостен, полон юмора и озорства — в поздние годы в его искусстве возникают интонации ностальгической грусти и душевного одиночества. Уходит полнокровная жизнь, гаснет цвет. Такого Ларионова мы не знали, и эту страницу его творчества еще предстоит понять и оценить. Возможно, кого-то она разочарует. Но разве не интересно пройти вместе с прекрасным художником весь его жизненный путь?

Выставка Ларионова не подводит итоги, а, скорее, ставит вопросы и намечает перспективы. Мы надеемся, что за ней последуют другие.

ТЕКСТ: ИРИНА ВАКАР