— В анонсе концерта говорилось, что на время вы станете «внутренним голосом» виолончели. Расскажите, как этот проект вас нашел?

— Словом «проект» я бы это не назвала, для меня это скорее азартная попытка сделать еще более живым то, что и так невероятно живо, и стать участником фестиваля, который вот уже 11 лет не теряет своей яркости, новизны и, если хотите, интриги. Как я оказалась частью «Концерта»? Почему Боря выбрал именно меня — загадка. Но… Как говорится, есть предложения, от которых не отказываются! А когда получила текст Саши Филипенко, поняла, что это действительно стоит сделать. Разве что осуществить это все оказалось непросто: это ведь не обычное чтение рассказа вслух, а целая роль, которую нужно прожить. Времени было мало, буквально несколько дней, но искренность и азарт, с которыми все подошли к выступлению, передались и мне. В общем, я оказалась в отличной компании.

Британский виолончелист Гай Джонстон и Борис Андрианов играют на инструментах, которые были созданы более 300 лет назад.

— То есть вы не видели текста, давая свое согласие на участие в концерте?

— Да, просто доверилась. Саша Филипенко остроумно, тонко и со знанием подошел к теме. Оказалось, что в прошлом он тоже виолончелист, а теперь известный писатель. Через эту историю можно ощутить, что такое простая деревяшка в жизни художника! Как инструмент и музыкант одушевляют друг друга, если эти отношения подлинные. Когда понимаешь, что виолончели Монтаньяна, на которой играет Боря, триста лет, и представляешь, сколько рук ее касалось, сколько судеб, людей и стран она повидала, смотришь на нее как на пирамиду Хеопса.

К виолончели у меня особое отношение, это связано с нашей семьей — муж моей дочери прекрасный виолончелист. Я люблю звучание этого инструмента, он больше других близок человеческому голосу. Очень ценю виолончелистов… И конечно, Борю Андрианова. Меня поражает его маниакальное служение своему делу, его жизненный выбор и то, как он его реализует. В тексте «Концерта» есть слова, которые с любовью говорит виолончель: «Я посчитала, что мы с Борей сыграли более полутора тысяч концертов! И знаете, где был наш юбилейный концерт? Вы думаете — в Риме? Лондоне? Париже? Черте с два! Мы были в яранге. Якутские малыши ели оленя, а Боря давал Баха!» Это Борино миссионерство мне очень понятно, здесь мы совпадаем. Хотя догадываюсь, что в этих изнурительных разъездах он часто тратит свои силы напрасно. Его старания — капля в море, которой мало, чтобы оросить всю эту нашу российскую сушу.

— Считаете, популяризировать классическую музыку сегодня бесполезно?

— Думаю, да. Это сверхусилия и часто они тщетны. Помните, как в фильме «Титаник» музыканты продолжают играть, когда все тонут? Это, на мой взгляд, очень точный образ нашей сегодняшний жизни. И, к сожалению, классическую музыку многие уже неспособны воспринимать, да и нет такой потребности. Человек мутирует, и, возможно, рецепторы восприятия музыки, звуков както меняются, поэтому я с таким искренним недоумением и замиранием сердца наблюдаю за детьми, которые слушают на концертах с интересом. Это ценнейший человеческий ресурс, поважнее нефти. И это вселяет надежду, как те музыканты на «Титанике».

— Каково было стать «внутренним голосом» этого инструмента?

— Это очень человеческое переживание, и за триста лет оно не изменилось. У виолончели есть душка, а значит — душа (именно значение этого слова и означает эту часть инструмента). А там, где есть душа — есть и гордость, и страдание, и любовь и привязанность. Виолончель в тексте Филипенко говорит, что ей хотелось бы всегда быть с Борей, но… Возможно, придется расстаться и, может быть, навсегда. Ведь она принадлежит Госколлекции, а не ему. А Госколлекция просит такие неподъемные деньги за нее, что Боря вынужден ее возвращать. И не только он, но и великий Александр Рудин, у которого тоже Монтаньяна. Она не знает, что будет дальше, не хочет расставаться, потому что привязалась к нему. Вполне человеческая женская печаль. А для инструмента самые страшные и тяжелые периоды — об этом она тоже говорит,— это удушающе пылиться в хранилище, на складе или быть у кого-нибудь экспонатом в коллекции, висеть на стене и столетиями молчать. И какое же счастье, когда можно говорить. Говорить с публикой, с Борей, с другими оркестрантами.

— Работа в жанре «художественного слова» отличается от театральной?

— Знаете, мой опыт игры на сцене совсем невелик, а вот от кино это колоссально отличается. Для меня это испытание и бесценный опыт!

— Когда слушаешь «Концерт для виолончели с характером», вспоминается пьеса Зюскинда «Контрабас». Только там наоборот — не очень талантливый герой говорит об инструменте сначала с восторгом, а потом с усталостью и даже ненавистью.

— Сюжеты и правда немного схожи. Конечно, не каждый музыкант достоин своего инструмента и не всякий инструмент достоин своего музыканта. У «моей» виолончели много обид, претензий, непонимания, как у любой женщины. И она тоже требует себе больше места в бориной жизни. И Боря очень трогательно говорит о том, как он пытается с ней договориться, как бережет ее и чувствует, если она недовольна. Она, как любая женщина, хочет в Париж и Рим, а он тащит её в дальние дали, в Сибирь и тундру.

В спектакле принял участие скрипичный мастер Габриэль Джебран Якуб: настраивая инструмента, он демонстрировал зрителям разное его звучание.

— Как вам сама идея, что истинный талант вынужден отрекаться от простых человеческих радостей из-за своих обязательств перед миром?

— Есть редкие люди, которые рождаются с осознанием собственного предназначения. И у них нет этих вопросов. Да, есть слабости, желания, искушения, пороки, но внутренний компас, который в этих людях есть, выведет на верный путь, как бы ты ни отклонялся. Даже если ты родился в месте, где нет рояля, но по призванию ты пианист, то до своего рояльчика рано или поздно добредешь.

— А вы себя можете отнести к людям, у которых есть этот внутренний компас?

— Стараюсь не отклоняться. И если уж оказалась на сцене с Борей, значит, меня правильно ведет.

— В проекте Быкова «Прямая речь» вы как-то сказали, что поздно учились читать, потому что вам нравилось, когда читают вам. Это только желание продлить детство или еще и знак того, что звук воспринимается легче, чем текст?

— Все-таки аудиокнига и чтение в детстве — не одно и то же. В детстве было важнее даже не то, чтобы мне читали, а самоощущение соучастия, очень важно, кто именно рядом и чей голос ты слышишь. А аудиокниги я считаю замечательным изобретением, которое, однако, не заменяет удовольствия от чтения бумажных книг.

— Вы читали книги Саши Филипенко?

— Сегодня как раз хочу дослушать аудиокнигу «Красный крест», которую здорово читает актер Анатолий Белый.

— Вам доводилось участвовать в записи аудиокниг?

— Когда-то мы записывали тексты Евгения Гришковца, но мне этот опыт не показался удачным. Это ведь тоже особый навык, который дается не всем актерам. Я в таких ситуациях, честно говоря, комплексую из-за того, что у меня нет театрального образования. Кино совсем другое дело.

— Что вы назовете своим главным делом сегодня?

— Фонд «Вера». К сожалению, я давно оставила врачебную практику, но благотворительность стала для меня способом сублимировать свою тягу к медицине. Я этим занимаюсь с 2006 года и работа в фонде фактически стала моей второй профессией. Я к этому отношусь очень серьезно и считаю, что мы за эти годы достигли очень и очень многого. Помощь хосписам, а значит людям, которые находятся в своем последнем периоде жизни, очень особая помощь. В ней важно быть не только врачом, но и зрелой личностью. За 13 лет работы в фонде я о себе узнала больше, чем за всю предыдущую жизнь. Кто-то идет в политику, кто-то в гражданский активизм, а фонд «Вера» — это мое личное движение сопротивления. Знаете, в хосписах все чувства обостряются, становятся настоящими, уже никто ничего не изображает. Очень ценю, что такие выдающиеся музыканты, как Башмет и Курентзис, находят время выступить в хосписе. И таких слушателей, как там, нет ни в одном концертном зале мира, потому что в этих стенах все звучит по-другому. Люди слушают музыку, которую, может быть, никогда не слышали и которую, может быть, слышат в последний раз.

— Есть ли вероятность, что мы вас увидим в кино снова?

— Я счастливый человек, потому что у меня были те работы в кино, после которых можно уже не суетиться, держать паузу и честно ждать той роли, которая действительно жизненно необходима. Мне нравится многое, что сейчас делают в российском кино, есть много талантливых, свободных молодых режиссеров, и я с радостью бы с ними поработала, как вот сегодня на этом прекрасном фестивале Vivacello.